Конфуций

Из сочинения профессора Оксфардского университета Дж. Ледже

Джеймс Ледже (р. 1815 г.), известный ученый, знаток китайского языка, истории и китайских религий.

Из всех стран земного шара Китай может похвалиться самой древней цивилизацией. Цивилизация Китая наверное такая же древняя, как египетская, и без сомнения старше вавилонской и ассирийской. Раннее начало цивилизации заслуживает однако меньшего удивления, чем продолжительность ее в течение нескольких тысячилетий. Царства фараонов и могущественных властителей на Ефрате и Тигре исчезли уже более двух тысяч лет тому назад и не оставили после себя ничего, кроме безобразных каменных груд и исполинских памятников с надписями, свидетельствующими о существовании когда-то могущественных народов. В Китае совсем иное дело. Там мы имеем не только памятники, которые громко свидетельствуют о прошедшем величии, там сохранились в полной силе все те законы, которым управлялись древние китайские государства. Китай действительно единственное крупное государство древности, законы которого пережили все перемены и противостояли всем влияниям, которые могли бы ослабить их резкие национальные черты. Хотя Китай несколько раз был завоеван, но ни один из чужеземных властителей даже не пытался ввести малейшее изменение в его законах или его управлении. Европейцам, знакомым только с историей Греции и Рима и современных европейских государств, это кажется с первого взгляда совершенно непонятным. Римляне управляли завоеванными ими странами по-своему, и этому примеру следовали все европейские завоеватели. Но в Китае ни один завоеватель даже не пробовал этого делать, потому что он этим с самого начала подорвал бы возникающую династию. Причина этого, по-видимому, странного факта, что ни один завоеватель не мог поступать в Китае так, как в других странах, заключается главным образом в своеобразных воззрениях, которые с незапамятных времен китайцы имели на положение владетеля относительно своих подданных. На правителя, часто называемого фуму, то есть отец-мать, они смотрят, как на сына неба. Он в глазах китайцев никто иной, как заместитель Бога на земле. Единственное, что он него требуется - строгое соблюдение тех повелений неба, которые, по их мнению, заключаются в старых законах. Как только он пытается изменить эти священные законы, так он перестает быть законным сыном неба, и тогда китаец считает себя не только вправе, но прямо обязанным восстать против такого развращенного "сына неба".

Китай - самая революционная страна на свете, так как по воззрениям китайцев, подкрепленным и освященным древними китайскими мудрецами, народ обязан оказывать открытое сопротивление своему властителю, как только небо выкажет свое неудовольствие сыном, ниспосылая на страну различные народные бедствия, как например, голод, наводнение и тому подобное; ибо на такие несчастья смотрят обыкновенно, как на последствия испорченности государя. Пока государь живет добродетельно и точно исполняет повеления неба, страна никогда не может быть посещаема подобными бедствиями. Что же касается физического и духовного блага народа, то за него государь отвечал только себе самому. Зная, какую серьезную опасность представляли народные бедствия для династии, государи старались путем всенародного покаяния и публичных молений неба о прощении успокоить гнев народа насчет их действительной или мнимой испорченности. Государь не только властелитель всей нации, которому все должны слепо повиноваться, пока он пользуется благоволением своего отца, т. е. неба, но в то же время он и посредник между небом и людьми. Он один может приносить так называемые великие жертвы, "предназначенные для неба и земли" и в этом отношении он занимает приблизительно то же положение, какое первосвященники Ветхого завета имели у евреев.

Тяжелая ответственность, которую, чувствует всякий китайский правитель, всегда умеряла произвольные и деспотические мероприятия и породила зависимость государей от их министров. Чтобы быть в состоянии исполнить обязанности своего высокого сана, государь должен быть, по мнению китайцев, самым добродетельным и в то же время мудрейшим и ученейшим человеком во всем государстве; и действительно, в древнейшие времена государь имел обыкновение избирать себе в преемники самых добродетельных и мудрых из своих подчиненных. Выбранные таким образом государи, как например, Иау, Хун и Иу, считаются недосягаемыми идеалами добродетели, называются "мудрыми государями", а время их управления считается золотым веком. Их история менее легендарна, чем можно ожидать, судя по отдаленности того времени, когда они жили. Китайцы ведут правильные летописи, и исторические записи начинаются с древнейших времен. Самая древняя из них отмечает вступление на престол Иау, относимое приблизительно к 2230 году до Р. X. Он царствовал всего три года и назначил себе в преемники своего главного помощника. Из этого мы видим, что царская власть еще не была наследственна; это продолжалось, однако, недолго, и уже в 2.204 году до Р. X. вступает на престол сын умершего властелителя. Вслед за тем мы встречаемся с наследственностью не только императорского сана, но и четырех других званий: герцогского, звания князя, графа и барона. Этих наследственных званий можно было достичь и особыми заслугами или выдающимся умом. Первый министр получал звание герцога, другие высшие чиновные лица - князя, ученые первого разряда - графа и барона! Ученые подразделялись на три класса, из которых лица первого класса получали значительное жалование от государства. Китайцы с древнейших времен высоко ставили ученость, и почти все государи покровительствовали ей. Вообще любовь к науке, особенно к изучению древности, была отличительной чертой китайцев с древнейших времен по сию пору. Благодаря этому рвению к учению, Китай может похвалиться, сравнительно с другими народами, чрезвычайно обширной и весьма разнообразной литературой, касающейся вопросов истории, филологии, философии, политики, естествоведения, искусств и т. д.

Лучшим выразителем китайских идей и понятий был тот великий человек, который известен европейцам под именем Конфуций. Очень немногие из всей многомиллионной массы китайского народа не согласились бы искренне повторить заключительные слова первой главы популярной истории этого мудреца: "Конфуций, Конфуций! Сколь велик был Конфуций! Ни до, ни после него не было подобного ему! Конфуций! Конфуций! Сколь велик был Конфуций!" Все китайцы считают его совершеннейшим человеком, какой когда либо существовал; он для них воплощение добродетели, совершенства и мудрости. Никогда еще мудрец, не создавший нового учения, не пользовался таким огромным влиянием на народ, какое имел Конфуций на Китай. Его учение в ходу уже 2.400 лет и до сих пор еще ему продолжают следовать в его отечестве.

Человек, память о котором лелеится третью населения всего человечества и следы характера и учения которого до сих пор хранятся в учреждениях его страны, требует тщательного изучения. К счастью, об этой, во всяком случае, крупной личности сохранились не только легенды или неопределенные сказания, как о многих других выдающихся людях древности, а напротив много исторических данных об отдельных фактах его жизни, а многие его изречения дошли неизмененными до его потомства; сохранились даже его собственные сочинения, проливающие некоторый свет на поступки великого мудреца. Главный источник, из которого мы черпаем сведения о его жизни и учении, это книга или вернее часть книги Сце-ху, известная под именем "Аналекты", иначе говоря "Разговоры и беседы". Эта книга заключает в себе изречения Конфуция, беседы его с учениками и главными сановниками и князьями его времени и сообщает нам подробности его жизни и о жизни.его учеников. Она же содержит в себе речи его ближайших учеников и подробное описание привычек и нравов мудреца, которое простирается даже до описания его одежды. По мнению китайских ученых, это сочинение было написано тотчас после смерти Конфуция его же учениками; но правильнее отнести его к несколько более позднему времени. Во всяком случае не подлежит сомнению, что в нем дано правдивое изображение Конфуция.

Чтобы понять обстоятельства жизни Конфуция и объяснить себе его влияние, мы постараемся дать описание Китая в V и VI веках до Р. Х. Династия ЧО, бывшая тогда на престоле; считается третьей от начала исторической жизни страны. Не следует думать, что ей был подвластен весь нынешний, так называемый, "Собственно Китай". Их владения составляли менее одной шестой части теперешней главной провинции Китайской империи и население их не превышало 10-15 миллионов. Китай представлял из себя в то время феодальное королевство, в котором власть короля была слаба. Владетели различных территорий принадлежали, как было сказано выше, к пяти разрядам, соответствующим нашим герцогам, маркизам, князьям, графам и баронам. По статусам государства каждый герцог получал право владения от самого императора. За это он платил свому государю ежегодно известный налог и обязан был во всякое время являться по его зову со своими военными силами. Феодальное королевство всегда становится добычей беспорядков при слабых королях. Так было и тут. Конфуций, написавший историю своего времени, выразился приблизительно так: "В эту эпоху в Китае не было царя, каждый владетель делал то, что было справедливо в его собственных глазах". Китайские летописи V, VI и VII веков рассказывают о военных подвигах, больших сражениях, геройских добродетелях, преданной дружбе и ужасных преступлениях, что делает их столь же интересными и полными жизни, как летописи Франции и Германии в XIV-м столетии. Китай за несколько столетий до Р. Х. уже превосходил феодальную Европу, как по развитию своей литературы, так и по своей цивилизации. Не только при королевском дворе, но и при дворе всякого феодального владетеля были свои историографы, свои музыканты. Заведений воспитательного характера было чрезвычайно много. Существовали старинные рассказы и поэмы, законодательные сборники и книги церемоний. При сравнении феодального Китая с феодальной Европой не надо забывать трех обстоятельств, трех элементов, которые придают первому такие особенности, каких мы не находим в Европе. Во-первых, надо принять во внимание большую продолжительность того времени, когда центральная власть была лишена своей силы; около пяти веков провинции было предоставлено состязаться с провинцией, а роду с родом в каждой из них. Результатом этого был хронический беспорядок и в массе народа - нужда, сопровождаемая частым голодом. Во-вторых, надо принять во внимание многоженство, низкое положение женщин и многие тягости, возлагаемые на них. В древних поэмах мало мест, в которых воспевалась бы любовь или выражалось бы высокое мнение о добродетели подданных. Большинство их рисует интриги, ссоры, убийства, грубость, проистекающие из этого строя жизни. В третьих, надо отметить отсутствие строгих и определенных верований в строгом смысле этого слова, что составляло всегда отличительную особенность китайского народа. Там, где мысль, равно как и действие не заходят за пределы земного и временного, мы не находим человека действительно возвышенного. Ему не достает благодати и утешения веры; желания и стремления его чисто человеческие, но без отпечатка божественного духа или влечения к неземному.

Конфуций родился, судя по сочинению Сце-ма-тсина, в 550 году до Р. X.; по Кунг-Иангу и Килиангу, двум другим толкователям "Летописи Лу", в 551 году до Р. X., но все трое сходятся в определении месяца и дня его рождения, которое приходилось зимой. Конфуций происходил из царского рода. Из его родословной, которая доведена до 1.200 года до Р. X., мы узнаем, что один из его предков был герцогом, сложившим с себя герцогское достоинство; вследствие этого соответственно китайским законам, его семья в пятом поколении снова слилась с простым народом. Потеряв свои высокий титул, она стала носить имя К'унг, до сих пор сохранившееся за потомством Конфуция. К'унг есть собственно название рода и едва ли нужно утверждать, что слово Конфуций латинизированная форма от К'унг-Фу-тце, означающая "философ или учитель Кэ'нг". Отец Конфуция, по имени Шу-Леанг-Хей, был прекрасным офицером и в то же время комендантом маленького города Тсов, находящегося в нынешней провинции Хан-тунг. От первой жены он имел шесть дочерей и сына-калеку- Это последнее обстоятельство побудило его к второму браку. Ему хотелось иметь достойного продолжателя своего рода и поэтому, несмотря на свой преклонный возраст (ему было уже за семьдесят лет), он решился породниться с одним человеком из рода Иен, у которого было три незамужних дочери. Последний передал им предложение Хея и советовал не обращать внимание на его старость и угрюмость, так как он самого знатного происхождения. Хинг Сай, младшая из них, заметила, что такое дело надлежит решить отцу". В.таком случае, ты и выходи за него замуж", - сказал отец. Она покорилась его воле, а в следующем году у нее родился сын, который сделался впоследствии кумиром Китая. Мы не должны удивляться тому, что о его рождении сохранились различные легендарные подробности; с этим мы встречаемся почти во всех биографиях великих людей древности. Так, китайские сказания повествуют, что рождение Конфуция было возвещено сказочным зверем, так называемым "килином", который всегда является предвестником особенно счастливых событий. Этот зверь встал на колени перед Хинг Сай и из пасти его выпал алмаз со следующей надписью: "Сын водяного духа займет место увядающего рода Тху (царствующая династия) и будет властителем, хотя и без трона". Родители называли Конфуция Кев, т. е. маленьким холмом, потому что мать его молилась о даровании ей сына на холме. Это имя с течением времени стало для китайцев столь священным, что они так же боятся произносить его, как евреи слово Иегова. Ни один китаец не смеет его произнести, а в книгах мы вместо значков, обозначающих собственное имя Конфуций, читаем: "Имя великого мудреца почтительно избегается".

О первых годах жизни Конфуция мы знаем очень мало. Трех лет он потерял отца. Семья его осталась в стесненных обстоятельствах. Впоследствии, когда Конфуция хвалил за знание многих искусств и ремесел, он объяснял это бедностью в молодости, заставившей его приобретать знания дел, которыми обыкновенно занимаются низшие сословия. Когда ему было лет пять, шесть, заметили его пристрастие в играх с мальчиками, воздвигать жертвенники и совершать различные обряды. Пятнадцати лет он проявил большую склонность к учению, а девятнадцати женился. Его жена происходила из Сун, поместья его предков; от этого брака появился сын, названный Конфуцием Ли, т. е. карпом, так как герцог прислал в подарок двух карпов в честь этого события. Это по-видимому, был единственный его сын, но у него впоследствии было две дочери. Тотчас после женитьбы, Конфуций получил место надзирателя амбаров и государственных земель и служил под начальством владетеля Ки, в ведении которого находился и город Тсов. Биографы его говорят, что только бедность заставила его взяться за такое низкое дело, но что он обращал на себя внимание той добросовестностью и тем бескорыстием, с каким он исполнял его. В качестве надзирателя амбаров он говорил: "Мои счеты- должны быть верны, вот единственное, о чем я должен заботиться". Когда же ему поручили и государственные земли, он сказал: "Быки и овцы должны быть по, возможности, откормлены и сильны, вот моя единственная забота".

На двадцать втором году жизни Конфуций начал свою деятельность учителя. Он начал ее, вероятно, в скромных размерах, но постепенно вокруг него собралась школа не из мальчиков, нуждающихся в элементарном преподавании, а из молодых и пытливых умов, которые желали быть наставленными в принципах нравственности и правильного государственного управления. Он принимал вещественную помощь от своих учеников и не отсылал никого, кто имел желание учиться, какую бы малую плату ему не предлагали; зато он не удерживал у себя никого, кто не выказывал серьезности и способностей. "Если я объяснил", - говорил он, -"один угол предмета и сам ученик не может вывести трех остальных, то я уже не занимаюсь с ним более". Он преподавал главным образом историю и учение о нравственности, толковал древние народные песни, объяснял смысл некоторых таинственных книг и учил этике, политике и, главным образом, искусству управлять. Он учил также музыке, в которой считался знатоком.

К этому времени относится весьма горестное для Конфуция событие. У него умирает мать, горячо им любимая.

Конфуций похоронил ее в одной могиле со своим отцом. В обычаи старины не входило воздвигать курганы над могилами, но в этом случае Конфуций решился сделать нововведение. Как бы предчувствуя свои будущие странствования; он сказал: "Я буду путешествовать по всем частям государства и поэтому должен иметь знак, по которому я мог бы узнавать место успокоения своих родителей". Ближайшие ученики его принялись воздвигать холм, Конфуций же один вернулся домой. Они заставили себя долго ждать, а вернувшись объяснили, что были задержаны сильным ливнем, уничтожившим всю их работу. Конфуций залился слезами и воскликнул: "Ах! Не воздвигали курганов над могилами в древности". Его любовь к памяти матери и недовольство своим собственным нововведением в сфере обычаев, таким образом, слились воедино, и слезы его вызывают наше сочувствие. В течение положенного двадцатисемимесячного периода он соблюдал все правила траура. По истечении этого срока он только через пять дней решился взять в руки свою лютню, на которой играл прежде со страстью. Он начал играть, но когда хотел аккомпонировать голосом, то от избытка чувств не мог продолжать.

О нескольких следующих годах жизни Конфуция мы знаем довольно мало. Он по-видимому, с увлечением изучал музыку и древнюю историю; его известность росла, и характер все более и более ценился выдающимися людьми. В качестве исследователя древности, он предпринял, для завершения- своих познаний в истории, генеалогии, музыке и обрядах, путешествие в резиденцию императора, которая в то время находилась в главном городе Лу, в нынешней провинции Хо-нан. Средства для этого путешествия он получил от герцога Лу, по совету одного из его министров. В столице Конфуций не имел никаких сношений с двором, ни с высокопоставленными лицами; зато он познакомился с величайшим мыслителем своего времени, философом Лао-Тсе, основателем многочисленной философско-религиозной секты, существующей до сих пор и известной под именем таоизма. Характерно для этих двух людей, что Лао-Тсе большой мечтатель, казалось мало думал о своем посетителе, тогда как на Конфуция, пытливого мыслителя, он произвел глубокое впечатление. Здесь он также познакомился с сокровищами царской библиотеки и изучал музыку, которая нашла свое высшее развитие при дворе. Он посетил и тот храм, в котором приносились великие жертвы за весь народ, и стены которого были украшены изображениями всех императоров, начиная с Иау.

В том же году Конфуций вернулся в Лу, где вскоре произошли большие беспорядки. Герцог этой провинции был изгнан тремя знатнейшими владетельными князьями и бежал в соседнюю провинцию Т'си. За ним последовал и Конфуций, потому что он не хотел как бы одобрять своим присутствием людей, которые изгнали своего властителя. Его со провождали многие из его учеников. Когда они проходили мимо горы Т'ай случилось происшествие, о котором стоит рассказать, так как оно характеризует тот прием, который употреблял Конфуций, передавая ученикам свои мысли. Внимание путешественников было остановлено женщиной, плакавшей и стонавшей на могиле. Мудрец послал одного из своих учеников узнать о причине ее скорби. "Отец моего мужа, ответила она, был растерзан тигром на этом месте; мой муж погиб здесь же и таким же образом, а теперь та же участь постигла и моего сына". Когда ее спросили, отчего она не покидает столь рокового для нее места, она сказала, что тут нет притеснений правительства. "Запомните эта, - сказал Конфуций своим ученикам, - запомните это, дети мои: правительство, которое притесняет, хуже дикого зверя и его более боятся, чем тигра".

О герцоге провинции Т'си Конфуций был невысокого мнения. "Хотя у него более тысячи четверок, его подданные в день его смерти не могли вспомнить ни одной его добродетели", сказал он однажды. Зато умный министр руководил всеми делами. Конфуций наслаждался музыкой при герцогском дворе. Пение, которое он там слышал, привело его в такой восторг, что в течение восьми месяцев он всецело предавался музыке. Хотя мудрец был такого низкого мнения о герцоге, этот последний предложил ему доходы с одного города для его личных расходов, но Конфуций отказался от этого и сказал своим ученикам: "Умный человек берет награду только за оказанные услуги. Я, правда, уже давал герцогу советы, но он еще не послушался их и тем не менее хочет наградить меня этим городом; он меня не понимает".

Однажды герцог спросил его, что он разумеет под умным правлением, на что Конфуций отвечал: "Где государь - государь, министр - министр, отец - отец, сын - сын, - там мудрое правительство". После беседы с ним герцог имел намерение дать ему место, но первый министр отговорил его, говоря: "Эти ученые все непрактичны и их советы неприменимы, они высокомерны и кичатся своими собственными мнениями, поэтому никогда не удовлетворяются незначительным положением. Этот Кунг имеет тысячу странностей. Теперь не время слушать все его нравственные правила. Если ты, мой государь, хочешь изменить обычаи страны Т'си, то значат ты не любишь своего народа". По-видимому, мнение, высказанное о Конфуции в этом ответе, разделялось большинством государственных людей его времени, поэтому Конфуцию и не удалось достигнуть такого положения, какого он желал, чтобы быть в состоянии проводить в жизнь свои взгляды на мудрое правление. Герцог Кинг скоро стал тяготиться философом-наставником, подобно тому, как тиран Дионисий тяготился Платоном, и дал ему понять, что он, как старый человек, не может уже извлечь пользы из его учения. После этого Конфуций покинул герцогство Т'си и вернулся на родину в Лу.

Здесь он пробыл лет пятнадцать, не занимая никакой должности, но продолжая свои занятия и сношения со своими учениками. Провинция была раздираема в это время внутренними смутами. Каждая партия хотела привлечь Конфуция, как человека влиятельного, на свою сторону, но он разумно держался вдали от обеих, ибо и ту и другую считал узурпаторской. Наконец, беспорядки прекратились, и тогда-то, на пятьдесят втором году жизни, Конфуций получил важное и выгодное место наставника города Хунг-то. В качестве главы этого города, он вскоре произвел замечательное изменение в нравах его обитателей. Он издал законы, касающиеся выдачи припасов, как живым людям, так и для жертвоприношений в память мертвых. Для людей старых предназначалась иная пища, чем для молодых, и на слабых возлагались иные тягости, чем на сильных. По улицам мужчины и женщины ходили отдельно и т. п. Герцог Тинг был так поражен результатами управления Конфуция, что назначил его помощником надзирателя государственных земель; в этой должности он надзирал за государственными землями и ввел многие улучшения в сельском хозяйстве. Вскоре после этого он сделался министром юстиции. По свидетельству его китайских биографов, достаточно было одного назначения мудреца, чтобы положить предел преступлениям. Не приходилось более пользоваться законами о наказаниях; потому что преступников больше не было. Такое мнение конечно,- пристрастно и поэтому не имеет большого значения. Стоит, однако, остановиться на одном примере, который характеризует способ действий Конфуция в новой должности. Когда он решал какое-нибудь дело, то слушал мнения различных людей и при произнесении приговора говорил: "Я решаю по мнению такого-то и такого-то". Однажды отец явился к нему с жалобой на своего сына. Конфуций продержал обоих три месяца в заключени, что до такой степени не понравилось одному знатному вельможе, что он предложил Конфуцию подвергнуть непослушного сына смертной казни, соответственно китайским законам. Но мудрец на это возразил: "Когда вышепоставленные не исполняют своего долга и за это велят казнить своих подданных, то это несправедливо. Это отец не выучил сына непослушанию и принимать во внимание его жалобу все равно, что осуждать невинного". Как мы узнаем из этой беседы Конфуция, он вообще был против смертной казни. Когда его однажды спросили, не было бы полезно, если бы правитель велел умертвить всех дурных людей на пользу хороших, мудрец ответил: "К чему вообще применять смертную казнь? Если правитель имеет благие намерения, то у него будут только хорошие подданные". Таким образом Конфуций соглашался с теми друзьями человечества, которые стоят за отмену смертной казни. По-видимому, вскоре после этого Конфуция повысили в должности одного из первых министров, потому что мы скоро видим, его укрепляющим власть герцогского дома и старающегося сломить могущество дворян; он строит для этого крепости и укрепления, чего уж никак не мог бы делать министр юстиции. Конфуций сделался любимцем народа и воспевался в народных песнях. Но, несмотря на всю благотворность его преобразований, он не долго удержался на своем посту. Говорят, что соседние князья с завистью смотрели на возрастающее благосостояния герцогства Лу, вызванное правлением Конфуция, и потому старались посеять раздор между герцогом и мудрецом. Чтобы исполнить свое намерение, они послали герцогу в подарок восемьдесят одну писанную красавицу и двадцать лучших лошадей, что привело его в такой восторг, что он не обратил внимание на увещевание мудреца; последний вынужден был отказаться от места, тем более, что герцог сделал ещё одну ошибку: он забыл послать Конфуцию часть жертвенного мяса, всегда рассылаемого министрам. Это было уважительной причиной для оставления двора. Конфуций удалился, хотя очень неохотно и медленно, все еще надеясь, что его попросят вернуться. Но он ошибся в своих ожиданиях, и ему предстояло на пятьдесят шестом году своей жизни перейти к скитаниям и странствовать по различным провинциям.

Здесь будет уместно прервать биографию Конфуция и остановиться несколько подробнее на выяснении его надежд и идеалов. Однажды один его ученик спросил его, что он прежде всего счел бы нужным сделать, если бы ему поручили управление провинцией? "Я бы следил за тем, чтобы все соответствовало своему названию", был его ответ. Когда ему возразили, что это цель слишком обширная, он все-таки защищал ее; и действительно, все его социальное и политическое мировоззрение как бы вылилось в этих словах. Мы выше приводили его мнение о мудром правительстве.

В разговоре с герцогом Т'си он высказал, что правление хорошо, когда владетель - владетель, министр - министр, отец - отец, а сын - сын- Общество, по его взгляду, есть творение неба и в нем существует пять разнородных отношений: отношение власти имущих и подчиненных, мужа и жены, отца и сына, старшего брата и младшего брата и, наконец, друзей. В первых четырех должно - быть повеление с одной стороны и полное подчинение с другой, Властвовать следует справедливо и с благоволением; подчиняться же правдиво и искренно. В дружбе руководящим принципом должно быть обоюдное покровительство добродетели. Эти отношения были постоянно нарушаемы страстями людей и потому социальное положение страны всего ближе подходило к анархии. Но Конфуций верил в преобладание доброго начала в человеческой душе и во влияние примера вышестоящих. "Подобно тому, как трава гнется от ветра", говорил он, "масса народа подчиняется воле тех, кто властвует над ним". Если бы дать образцовых правителей, то и народ был бы образцовым. Сам Конфуций мог бы быть этим образцовым правителем. Он мог бы указывать князьям, чем они должны быть, мог указать им на примеры полной добродетели в прежние времена, на мудрых основателей их собственной династии, живших в отдаленное золотое время. Пользуясь наставлениями и подобными примерами, всякий владетель, который пожелал бы его слушать, мог бы преобразовать и обновить свое владение, и его влияние распространялось бы и дальше, пока, наконец, все королевство не стало бы совокупностью людей, соблюдающих правильные отношения, обеспеченных и счастливых. "Если бы какой-нибудь владетель", - сказал однажды Конфуций, - предложил мне быть правителем в течение двенадцати месяцев, то я сделал бы что-нибудь значительное; а в три года я достиг бы исполнения своих надежд". Таковы были стремления и мечтания Конфуция. Но он не мог заставить правителя своей родной провинции слушать его- Его мудрые советы как бы растаяли при блеске и роскоши жизни.

Число его признанных учеников достигло трех тысяч, и среди них было человек семьдесят, восемьдесят, которых он описал как учеников с необыкновенными дарованиями. Наиболее ревностные из них редко расставались с ним надолго. Они почтительно стояли или сидели около него, следили за малейшими оттенками его образа действий, изучали под его руководством древнюю историю, поэзию и религиозные обряды своей страны, и сохраняли в памяти всякое слово, сходившее с его уст. Они сообщили нам многие подробности из его жизни: как он никогда не стрелял в птиц на шесте и не ловил рыбу сетью, потому что эти создания не имели больших шансов на спасение своей жизни; как он держал себя при дворе и как среди поселян; как он питался, ложился спать и сидел в экипаже; как он вставал при виде старцев или провожающих покойника; как он переменял поведение, когда гремел гром или когда видел большую выставку блюд на пиру. Он был свободен и не скрытен в разговорах с ними и однажды очень обиделся, когда они, казалось, думали, что он скрывает от них некоторые свои принципы. Иные из учеников Конфуция были выдающимися государственными людьми того времени, и величайшим ручательством за характер Конфуция служит то, что он внушил им чувства уважения и восхищения. Они первые показали пример отношения к нему, как к величайшему смертному; они взяли первый аккорд той торжественной песни, которая затем разносилась все дальше и раздается в наше время.

Конфуцию, как мы видели, было пятьдесят пять лет, когда он покинул Лу; прошло тринадцать лет, прежде чем он опять туда вернулся. Этот период заключает в себе его странствия по различным провинциям, когда он надеялся, и надеялся всегда напрасно, встретить владетельного князя, который взял бы его к себе в советники и основал бы правительство, которое сделалось бы исходной точкой всеобщей реформации. Многие из князей охотно соглашались содержать и выносить его; но что бы он не говорил" они не изменяли своего поведения.

Его первым убежищем была провинция Вей, часть нынешнего Гонана, владетель которой принял его радушно; Но это был человек бесхарактерный, находившийся под влиянием своей жены, женщины известной своим умом и злостью. Мудрец был в очень удрученном настроении духа после того, как благодаря утрате места, он потерял надежду осчастливить государство мудрым правлением. Герцог Вея не мог совершенно игнорировать такого выдающегося человека, каким в то время был Конфуций. Он назначил ему доход в 60000 мер хлеба, но Конфуций уже через десять месяцев покинул Вей. При переходе в другую провинцию он был задержан толпой народа, которая приняла его за чиновника, ненавидимого за свои притеснения. Сам он был совершенно спокоен среди опасности, хотя его ученики были исполнены страха. "Разве после смерти царя Вана истинное учение не перешло ко мне? Если бы само небо желало, чтобы истинное учение (учение Вана) погибло, то я, позднейший потомок его (он жил через 500 лет после Вана), не чувствовал бы такого влечения к этому учению. Но так как небо не даст погибнуть истинному учению, то что может сделать со мной население Кванга?" Так говорил Конфуций, выражая таким образом веру в свою божественную миссию. Конфуций, по-видимому, хлопотал о получении какой-нибудь должности в Bee. Герцог и его жена были не прочь исполнить его желание. Но ученики мудреца были так возмущены намерением своего учителя остаться на службе при дворе, пользующимся такой дурной славой, что он счел себя принужденным покинуть эту страну; дальнейшее пребывание здесь могло повредить его репутации.

Еще дважды во время своих продолжительных странствований он был в большой опасности, но показал обычное бесстрашие и выразил свое доверие к небесному промыслу. В первый раз он вместе со своими спутниками погибал от нужды; мужество покинуло даже самого замечательного ученика его Тце-лу. "Неужели люди возвышенные должны страдать таким образом?" - спросил он. "Возвышенный человек может терпеть нужду", - был ответ, - "но он все-таки остается возвышенным, ибо более ничтожный человек при тех же обстоятельствах потерял бы самообладание".

Во время своих скитаний Конфуций не раз встречался с затворниками - классом людей, покинувших опостылевший им мир. Существование такого класса проливает свет на характер той эпохи. Будучи людьми образованными и имей хорошие принципы, они прекратили борьбу с господствующими пороками и беспорядками. Они не понимали мудреца и чувствовали Презрение к Конфуцию, боровшемуся против течения и надеющегося На невозможное. Читая о встречах Конфуцйя с такого рода людьми, мы составляем себе о нем очень лестное мнение. Однажды он послал Тце-Лу спросить человека, работавшего На соседнем поле, где искать брод. Этот чековек был затворником и, увидев, что спрашивающий ученик Конфуция, сказал ему: "Беспорядок широкой волной разливается по королевству, и никто не может предотвратить его. Вместо того, чтобы следовать за учителем, который удаляется то от одного, то от другого владетеля, не желающие слушать его советов, то не лучше ли вам, было бы последовать за теми, которые удаляются от всего мира". С этими словами он снова взялся за свой заступ и не дал никаких указаний насчет брода. Тце-лу вернулся и передал учителю слова отшельника, на что Конфуций заметил: "Невозможно удаляться от мира и жить с птицами и зверями, не имеющего с нами никакого сходства. С кем мне сообщаться, если не со страдающими людьми? Господствующее зло - вот что требует моих усилий". Мы должны признать в этих словах мужественное сердце и благородное человеколюбие. Конфуций не покинул народного дела; он до конца оставался верен своему пути. Он мог потерпеть поражение, но не изменял своей гуманной и праведной миссии.

Шестидесяти восьми лет Конфуций вернулся в родную провинцию Лу. Ему осталось недолго жить, и последние годы сложились для него ничуть не благоприятнее предыдущих. Хотя герцог часто беседовал с ним, но Конфуций не имел на него никакого влияния в отношении управления. Конфуций посвятил остаток своих дней литературному труду; он оставил после себя книги, которые сделали его имя бессмертным. Кроме того, он ввел преобразования в музыке. Главные музыканты герцогства были так возмущёны этими нововведениями, что с негодованием покинули провинцию.

Последние, часы жизни были также отравлены, Конфуцию, тяжелыми утратами. Он потерял сына и некоторых из своих учеников. Смерть сына он перенес замечательно спокойно, так как последний не, выказывал желания учиться и быть ученым, а таких людей мудрец терпеть не мог. Когда же умер его любимый ученик Уен-Хвай, он плакал и тосковал выше всяких пределов и часто восклицал: "Небо уничтожает меня, небо уничтожает меня!".

Однажды рано утром, в четвертом месяце 478-го года, Конфуций встал и, волоча палку в заложенных за спину руках, направился к двери, напевая: "Большая гора должна разрушиться, сильное течение должно пресечься, мудрый человек должен завянуть, как растение". Тце-кунг услышал эти слова и поторопился к нему. Учитель рассказал ему сон, который видел, в последнюю ночь и который, по его мнению, предвещал ему смерть. "Ни один умный правитель не является, с тем, чтобы взять меня как учителя. Пора мне умереть". Так оно и было. Он лег в постель и через семь дней скончался. Его кончина была нетрогательна, но печальна. Разрушенные надежды оставили в его душе много горечи. При нем не было ни жены, ни детей, которые окружили бы его последними доказательствами любви; сам он не ожидал загробной, жизни. Он не произнес ни одной молитвы и не выказал никакой боязни. За много лет до этого, когда он был очень болен и Тце-лу попросил у него позволения помолиться за него, он высказал сомнение, возможно ли допустить это и добавил: "Я уже давно не молился". Ученики Конфуция погребли его с большой торжественностью. Многие из них построили хижины вблизи его могилы и оставались в них около трех лет, оплакивая своего учителя, как отца; когда они удалились, то Тце-кунг, один из трех его любимых учеников, оставался у могилы еще столько же времени. Известие о смерти мудреца с быстротой молнии распространилось по всему государству. Человек, которым пренебрегали при жизни, вдруг сделался предметом неудержимого поклонения. Оно все возрастало и едва ли когда-либо убывало в течение следующих двадцати трех веков.

Могила Конфуция находится в большом прямоугольнике, отделенном от остального кладбища К'унг, находящегося вне черты города К'иу-фо. Великолепные ворота служат входом в прекрасную аллею из кипарисов, ведущую к могиле - большому и высокому холму с мраморной статуей, на которой начертан титул, данный Конфуцию во время династии Сунг: "Наиболее мудрый учитель древности; всесовер-шенный и всезнающий царь". Немного впереди могилы, налево и направо находятся меньшие холмы над могилами его сына и внука, из которых последний был писателем.

На всем этом месте находятся дощечки императоров различных династий, свидетельвующие об их восторженном поклонении тому человеку, которому покланяется всей Китай. По. правую руку от могильной насыпи внука находится маленькая хижина, которая по преданию обозначает место того домика, в котором Тце-кунг провел пять лет в скорби по учителю. На холме растут кипарисы, акации, так называемое кристальное дерево, и Асеа - растение, ствол которого употреблялся в древности для гаданий. Ближайший город до сих пор служит местопребыванием рода К'унг; в нем насчитывают от 40000 до 50000 потомков мудреца. Теперешний глава этого рода принадлежит к семьдесят пятому поколению после Конфуция, имеет обширные владения и титул герцога. Вот какая честь оказывается до сих пор Конфуцию в лице его потомков, владетелями Китая.

Династия Ио прекратила свое существование через два с четвертью века после смерти Конфуция. Престолом завладел человек, сделавшийся основателем династии Тс'ин; он может считаться первым императором Китая, так как уничтожил феодальный порядок и положил основание деспотическому правлению, которое продолжается по сию пору. Провинция за провинцией сдавались ему; но главными препятствиями его наступательным действиям оказались последователи Конфуция и учение мудреца. Он сделал попытку стереть с лица земли память об этом человеке, предав пламени все старинные книги (кроме одной), из которых тот почерпал все правила и примеры, и погребая живыми сотни его последователей, которые были готовы клясться его именем. Но Конфуция нельзя было уничтожить. Тирания Тс'ина продолжалась недолго; свергнувшая ее династия Хан, напротив того, видела свою силу в почитании имени Конфуция и в отыскании старинных книг, избегнувших уничтожения. Трудно и мудрено определить, что собственно обеспечивало за Конфуцием то влияние, которое он имел. Он не оставил писаний, в которых излагал бы свои нравственные или общественные взгляды, так что мы узнаем их не из его собственных сочинений. Вероятно, Конфуций не считал нужным излагать письменно многие из своих мыслей, так как он сам говорил о себе, что он, толкователь, а не творец. Он также не претендовал на какое-либо божественное откровение; считал свои знания не прирожденными, а приписывал их любви к старине и серьезному исканию в ней мудрости. Правила и принципы для частной жизни, по его мнению, каждый человек может найти в самом себе. Достодолжное же развитие этих правил в отношении не только индивидуальном, но и общественном, можно почерпнуть в изречениях и учреждениях древних мудрецов.

Китай, как было указано выше, имел литературу до Конфуция. Однако все ее памятники чуть не погибли среди беспорядков, постигших королевство. Феодальная система, державшаяся более полутора тысяч лет, устарела. Конфуций не дожил до этого времени и не предвидел ничего подобного. Он, правда, говорил, что Китай уносится со своих Древних якорей и носится по бурному морю навстречу ужасающей погибели и смятению; но единственным средством, казавшимся ему пригодным для приостановки этого зла, было собрание и сохранение воспоминаний о старине, которые- он иллюстрировал и дополнял своими собственными толкованиями. Для этой цели он излагал своим ученикам историю, поэзию и нравоописательные сочинеяия своего народа. Эта сторона его деятельности имела неоценимое значение для его соотечественников; да и вообще все люди благодаря ему знают древнюю историю Китая, хотя до нас и не дошли все сочинения. Из его произведений следует отметить хотя бы главнейшие. Он написал предисловие к Шу-кинг, или к книге об исторических документах. Это предисловие есть на самом деле лишь перечень ста книг, без всякого примечания со стороны Конфуция. Он собрал и обработал старинные поэмы и придал Ши-кингу или "Собранию старинных песен" тот вид, в котором мы его видим в настоящее время ни одна из древних книг не восхвалялась Конфуцием больше, чем И-кинг, или "Книга перемен", будто бы написанная Фу-хи по откровению свыше за 30 веков до Р. X. Кожанные ремни, которыми скреплялись таблички экземляра Конфуция были' трижды перетерты от постоянного употребления. Он говорил, что живи он подольше, он посвятил бы пятьдесят лет на изучение и тогда мог бы не иметь больших недостатков. Это сочинение дошло до нас в целости. Хотя быть может и не предназначенное с самого начала для гаданий, оно предназначалось для этого н до, и после Конфуция и поэтому благодаря суеверию императора Тс'инской династии, избегало пламени. Оно заключает в себе, как полагают, теорию явлений физического мира, а также нравственных и политических принципов, выраженных различными линиями и цифрами. Почти каждая фраза в нем - загадка. В теперешнем издании к этой книге всегда приложены замечания, которые приписываются самому Конфуцию.

Пифагор и Конфуций были современниками, и в сочинении Самосского философа "Об элементах чисел, как элементах реального мира" есть замечательная аналогия со многими местами И-кинга. Ни один китайский критик или иностранный знаток китайской литературы до сих пор не был в состоянии дать удовлетворительный отчет об этой книге.

Приблизительно за два года до своей смерти Конфуций написал краткую историю герцогства Лу (так называемая "Летопись Лу"), охватывающую период с 721 по 481 г. до Р. X. История эта носит заглавие "Весна и Осень", так как события каждого года подведены под заголовок четырех времен года, из которых два названы вместо всех. Это сочинение китайские ученые ценят очень высоко. Сам Конфуций придавал ему большое значение; Менг-тсе, один из его крупных последователей (он жил через сто лет с лишком после Конфуция), сообщает нам, что Конфуций выразился о своем сочинении "Весна и Осень" следующим образом. "По Весне и Осени" люди меня узнают и по "Весне и Осени" будут судить обо мне". Менг-тсе считает это сочинение замечательным, и говорит о нем следующее: "Конфуций закончил "Весну и Осень", и непокорные министры и неудавшиеся сыновья были охвачены ужасом. Нелицеприятная похвала и порицания высказаны в этой книге по строжайшим законам нравственности". Это мнение, однако, очень пристрастно. На самом деле "Весна и Осень" излагает события столь же кратко, как заголовки нашей библии содержание обозначаемых ими глав. Об этом можно судить уже по тому, что события 240 лет едва занимают в чтении часа два. К счастью, Тсо-к'иуминг взял на себя дополнить эти события, связывая с ними и другие, и распространяя свой рассказ и на некоторые прибавочные годы, так что благодаря ему, история Китая, включая все провинции, известна нам из года в год в течение более двух с половиной веков. Тсо никогда не отвергает текста мудреца, как неточного, но в то же время и не искажает и не изменяет своего собственного рассказа для соответствия с ним. Замечательно то, что сравнивая события с их перечнем, мы должны признать последний в высшей степени ложным. Китайцы сами видят разногласие между обеими частями сочинения, но приписывают это недостаточному пониманию Конфуция и до сих пор трудятся над бесплодным выискиванием в каждом слове и обороте речи мудреца какого-нибудь скрытого смысла или указания.

Таким образом, изучение литературных трудов Конфуция в общем не повышает нашего мнения о нем. Мы получаем более высокое понятие об этом человеке по тем сведениям, какие дали нам его ученики о его сношениях и разговорах с ними и по их попыткам изложить его учение хоть сколько-нибудь систематично. Если он не мог ни остановить возрастание беспорядков в своей отчизне, ни выставить принципов, которые могли бы привести ее в лучшее состояние введением какой-нибудь новой системы управления, то он дал важные уроки для образования индивидуального характера и указал способ, каким должны исполняться обязанности по отношению к обществу. Его учение не отличалось новизной, он не проповедовал каких-нибудь новых идей. Он твердо верил в свое призвание воскресить в памяти людей повеления древних мудрецов, противодействовать злу и несправедливости, сделать китайский народ добродетельным, счастливым и цветущим. Он неустанно старался своей собственной жизнью показать пример того, что, по его мнению, должно быть идеалом человека. Но, как человек скромный, он сознается, что он во многом прегрешил и что его добродетели далеко не совершенны. Вообще все его отзывы о себе самом проникнуты глубоким смирением. В нем нет ни тени гордости или высокомерия; он говорит, например: "В каждой деревеньке, состоящей хотя бы из десяти семейств, можно найти одного столь же честного и искреннего, как я, но он не обнаружит такой склонности к учению, как я". Свой умственный рост он описал в следующих примечательных словах: "Когда мне было пятнадцать лет, мой ум стремился к знанию; тридцати лет я стоял твердо, в сорок лет у меня не было больше сомнений, пятидесяти я знал повеления неба, шестидесяти мое ухо сделалось покорным орудием для восприятия истины, семидесяти я мог следовать внушению моего сердца, не размышляя наперед, хорошо ли я постукаю". Он никогда не хвастался своим умом или мудростью.

Однажды он сказал: "Я не мудрец, но когда человек спрашивает меня о чем-нибудь, я исследую его со всех сторон и таким образом увеличиваю свое знание людей". Несколько раз Конфуций высказывался насчет желательного отношения человека к своему ближнему. "Чего вы не Желаете; чтобы вам делали, того не делайте другим", говорил он. Он глубоко презирал всякое корыстное стремление, и однажды; когда его спросили, как бы добиться известного места, он ответил спрашивающему: "Прежде, чем добиваться места, ты должен постараться быть достойным его". Могущественному действию примера и необходимости его он твердо верил. Еще за 1200 лет до рождения Конфуция один из древних правителей Китая высказал следующее: "Великий Бог даровал людям нравственное чувство, следование которому неизменно ведет к добру. Заставляет людей спокойно подчиняться этому внутреннему чувству есть задача правителя". Конфуций знал хорошо это изречение. Он с увлечением учил, что дурной человек непригоден к управлению. Будучи отцом или должностным лицом, можно проявлять свою власть и наказывать нарушителей законов, но ничто не может перевесить влияние примера. С другой стороны, добродетель необходима в высших классах, чтобы сохранить ее в низших. Это последнее мнение, хотя быть может и ошибочна, но характерно для выяснения мировоззрения мудреца; что же касается до первого, то оно оказало самое благоприятное влияние на правящие классы после того, как Конфуций сделался признанным мудрецом своей родины.

Мы приведем здесь некоторые из наиболее характерных изречений мудреца, сущность и предмет которых свидетельствует об особенностях его характера и указывают, на что было направлено его внимание.

"Чего ищет возвышенный человек, то находится в нем самом; то, чего ищет низменный человек, находится в других".

"Возвышенный человек держит себя с достоинством и не ссорится; он общителен, но не пристрастен. Он не покровительствует человеку только из-за его слов и не пренебрегает хорошими словами из-за человека".

"Бедный человек, который не льстит, и богатый, который не горд - недурные характеры; но их нельзя сравнить с бедными, которые веселы, несмотря на бедность, и с богатыми, уважающими права собственности".

"Непереваренные знания - потерянный труд; мысль не поддержанная знанием, пагубна".

"Все, что требуется от слога, это чтобы он соответствовал смыслу".

"Расточительность ведет к неповиновению, а бережливость - к скупости. Лучше быть скупым, чем непокорным".

"Человек может расширить свои принципы; принципы не могут расширить человека". Иначе говоря, человек выше какой-либо философии.

"Рассудительные люди редко ошибаются".

Мудрые изречения, подобные этим, сохраняются не только в книгах китайских ученых, но и в памяти народной и оказали немалое влияние на развитие китайского характера.

Конфуций не претендовал, как мы видели, на божественное откровение. Дважды или трижды он как бы намекал, что имеет миссию с неба и что пока она не исполнена, он обеспечен от всех попыток вредить ему; но замечательно, что его учение лишено упоминания чего-либо, кроме временного и видимого. Его интересует только человек, такой, какой он есть, и его обязанности по отношению к обществу. Человеческая природа исходит от Бога; прямое следствие этого - подчинение воле Божьей, нарушение которой есть неповиновение. Так думал Конфуций. Но есть громадная разница между его словами и словами древних писателей.

В книге "Кинг" намеки на Верховное Существо очень часты; там мы видим торжественное и благоговейное признание его, как всемогущего личного правителя, который заведует ходом судьбы и природы. У Конфуция же неопределенный, безличный термин "Небо" заменил божественное имя.

Нет ни искры благочестия ни в одном из его чувств. Он считал лучшим, чтобы люди не занимались ничем, кроме самих себя-

Судя по "Летописи Лу", было четыре вещи, о которых он редко говорил: о необыкновенных вещах, о подвигах, о восстаниях и о духах. Все обряды в честь духов умерших и других, предписываемые законом, он исполнял почтительно, буквально; но, когда однажды один из министров Лу спросил его, в чем состоит мудрость, он ответил:

"Мудрость состоит в том, чтобы серьезно предаваться обязанностям, касающимся людей, и, почитая духов, держаться от них в стороне". Какое же верование лежало в основании обычая, столь же древнего, как и первые исторические документы Китая, обычая приносить жертвы душам умерших? Конфуций не разъяснил этого. По его мнению, не стоит над этим задумываться. "В то время, как вы не можете служить людям", отвечал он на вопрос Тце-лу, "как вы можете служить духам?". Что делается с человеческим "я", когда оно переходит за грань жизни? Оракул Конфуций оставался безгласен и на этот вопрос. "Раз вы не знаете жизни", сказал он тому же вопрошающему, "что вы можете знать о смерти?". Сомнения в существовании загробной жизни были высказаны многими китайцами еще до Конфуция, а его выразительное умалчивание об этом предмете служит подтверждением его скептицизма.

Таким образом, учение Конфуция было едва ли более, чем совсем мирское. Он имел веру в человека, созданного для общества, но не интересовался следовать за ним за пределы земного или предписывать ему мотивы действий, вытекающие из ожидания будущей жизни. Добро и зло будут иметь воздаяние в естественных последствиях поведения, если не в лице самого действующего лица, то в лице его потомков. Если и существовали небесные радости для вознаграждения добродетели или ужасы возмездия для наказания порока, то мудрец не думал ни о том, ни о другом.

Конфуций был замечательный человек по своей стойкости и цельности, но ни его взгляды, ни его характер не были совершенны. В тогдашнем Китае он видел ужасное зло и беспорядки, которые он думал исправить, но о главной причине несчастного положения своей родины он не имел никакого понятия. В начале этой статьи уже намекалось на существование многоженства и на то зло, которое отсюда проистекало. Конфуций, кажется, никогда не задумывался над этим. Мы видели, как он горевал о смерти своей матери; но ни единое мягкое слово никогда не вырывалось из уст его о женщине, как женщине, и, по-видимому, ни одно рыцарское чувство никогда не волновало его грудь. Он также не имел ни малейшего представления о прогрессе или перерождении общества. Все звезды светили ему на задней половине неба; ни одна не манила вперед. Без сомнения, нравственная сторона его учения, вытекающая из его взгляда на человеческую природу, была тем, что привлекали к нему его учеников и до сих пор еще приковывает к его учению лучшую часть китайского населения; и консерватизм его наставлений, всего ярче проявившийся в сочинении "Весна и Осень", есть главная причина, почему все царствующие династии с радостью оказывали ему поклонение.

А.С. Суворин, 1893

Проза жизни • Великие люди древности: Зороастр, Будда, Конфуций, Магомет